Летчик-космонавт Георгий Береговой в гостях у директора издательства «Прогресс». 1979 год

Из мемуаров Вольфа Седых: «Осенью 1973 года во Францию прибыла делегация Верховного Совета СССР во главе с моим бывшим шефом Борисом Николаевичем Пономаревым. Среди парламентариев были и другие мои знакомые: писатель и главный редактор «Литературной газеты» Александр Чаковский, Юрий Жуков и один из первых в истории космонавтов Георгий Береговой. Как обычно в таких случаях, я сопровождал гостей в их визитах: в Национальное собрание, в отель Матиньон к премьер-министру, в столичную мэрию. Затем делегатам предстояло совершить поездку в Марсель, но уже без меня. Роль корреспондента должен быть взять на себя Юрий Жуков. Однако за час до отлета делегации на юг ее руководитель неожиданно принял другое решение. «Нам с Жуковым нужно остаться в Париже, — распорядился Пономарев. — А вам, Вольф Николаевич, необходимо заменить его в этой поездке, помочь нашим депутатам, если потребуется. Вы ведь хорошо знакомы с Гастоном Деффером и другими марсельскими деятелями».
Ох, как некстати свалилось на меня это начальственное поручение! Из-за него я должен был срочно отменить несколько важных встреч в Париже. И, кроме того, опять заныла назойливая интуиция: «Откажись от этой поездки, постарайся любыми способами отвертеться от нее. Ничего хорошего она не сулит!» Впрочем, два южных дня пролетели как нельзя лучше. В свободные от официальных визитов часы я постарался познакомить с Марселем самого любознательного из всех делегатов Георгия Берегового. Знакомство началось с маленького ресторанчика в Старом порту. Мы сидели на открытой веранде, смаковали традиционный буйабес — густой рыбный суп, основательно приправленный чесночным соусом, а вокруг кипели незамысловатые страсти. Сначала престарелый фотограф предложил нам запечатлеть исторический момент поглощения буйабеса. Потом к нам подошел слепой скрипач, держась за хрупкое плечико черноокой девчушки. Наконец, тощий печальный алжирец долго упрашивал нас купить висевший у него на плече умопомрачительный по колориту ковер. Словом, обычная людская суета. И тут же, совсем рядом, неутомимые волны бились о бетонные причалы, обдавая набережную алмазной россыпью брызг.
Как знать, может быть, таким вот теплым осенним днем отважные мореплаватели, высадившись на пустынном берегу, основали на этом самом месте крохотное поселение, ставшее впоследствии Массалией, матерью нынешнего Марселя. Двадцать пять веков отшумели с тех пор. Чего только не пришлось пережить городу за это время! Жестокие вражеские нашествия, от легионеров Цезаря до гитлеровского вермахта, опустошительную чуму в Средние века, свирепые ураганы. Однако Марсель рос, и вместе с ним ширилась молва о нем. В годы Великой революции марсельские волонтеры первыми принесли в Париж «Военную песню Рейнской армии» Руже де Лиля, названную в их честь «Марсельезой»:
Вперед, сыны Отчизны милой!
Мгновенье славы настает.
Сколько раз такое «мгновенье славы» вдохновляло не только сынов и дочерей Франции, но и России, Советского Союза, одержавших исторические победы и на ратном поле, и в мирном освоении космоса! Такими героическими мгновениями была отмечена и жизнь Георгия Берегового. По его просьбе мне удалось выкроить пару часов для экскурсии в Шато-Иф. Проворный катерок вмиг домчал на легендарный остров Георгия Берегового, меня и моего друга, корреспондента Московского радио и телевидения Льва Королева. Он, как и я, тоже сопровождал советских парламентариев в Марсель. К нашему удивлению, Береговой, на чьей груди поблескивали две Золотые звезды Героя Советского Союза за его ратные подвиги в войне и полет в космос, как ребенок восторгался старым замком, откуда благодаря неуемной фантазии Александра Дюма вырвался на свободу будущий граф Монте-Кристо. «Меня с детства восхищали и этот граф, и мушкетеры, и многие другие герои Дюма и Жюля Верна, — признался Береговой. — Может быть, в какой-то мере благодаря этим писателям я и стал космонавтом. В какие только переделки они не попадали! И всегда с честью выходили победителями из любых испытаний. Это ли не пример для подражания!» http://adafrance.ru/?p=4036
В тот же день знаменитому космонавту предстояло преподать подобный пример своим попутчикам. Перед возвращением делегации в Париж местные власти устроили в аэропорту советским гостям дружеские проводы. Выпили шампанского, произнесли тосты за плодотворное сотрудничество двух стран, вспомнили подвиги авиаполка «Нормандия — Неман», тепло попрощались, и стремительная «Каравелла» с гостями, растроганными таким сердечным приемом, круто взмыла в голубую высь.
И тут случилось неожиданное: вместо полета в Париж самолет стал совершать круги над портом. В салоне «Каравеллы» тревожно засветились настойчивые просьбы: «Застегните привязные ремни» и «Оставайтесь на своих местах». Между тем под самолетным брюхом глухо раздавались какие-то странные шумы. В салоне появилась хорошенькая стюардесса и, стараясь сохранять спокойствие, обратилась к пассажирам: «Дамы и господа! Просим не волноваться: произошли незначительные неполадки с сигнализацией. Принимаются необходимые меры». Между тем самолет продолжал беспомощно кружиться над морем. «Вольф, мы падаем, — прохрипел сидевший рядом со мной Лева. — Мы погибаем…» В этот момент в салоне раздался басовитый голос Берегового: «Друзья! Не паникуйте! Ничего страшного не произошло. Поверьте моему опыту военного летчика. “Каравелла” не такого класса машина, чтобы не справиться с шасси. Вот увидите, скоро все будет в порядке».
О чудо! Словно в подтверждение уверенного прогноза космонавта, под брюхом «Каравеллы» что-то дрогнуло, будто ожило, и самолет пошел на посадку. На аэродроме, плотно окруженном пожарными машинами и автомобилями скорой помощи, московских гостей вновь встретили знакомые марсельцы, но на сей раз с перепуганными, вытянутыми физиономиями. Все последовали в виповский салон и на радостях снова подняли бокалы, но уже не только за дружбу, но и за второе рождение россиян. Как и предполагал Береговой, при взлете у самолета заклинило шасси. Оставался единственный выбор: или, насколько позволят время и удача, упорно пытаться вернуть злополучное шасси в нормальное положение, или посадить, вернее, приводнить «Каравеллу» на морскую гладь. В этом случае название самолета лишний раз напомнило бы о его происхождении от магеллановских кораблей-парусников. К счастью, обошлось без приводнения. Как бы то ни было, к вечеру «новорожденные москвичи» вернулись в Париж, но уже другим самолетом — вряд ли стоило дважды в день испытывать судьбу».