Открытие бюста Мориса Тореза в московском Институте иностранных языков. 1964 год

На церемонии открытия выступает профессор кафедры истории КПСС Академии общественных наук при ЦК КПСС Г.Д. Обичкин (в центре у микрофона). Референт международного отдела ЦК КПСС В.Н. Седых – слева от бюста.
Из воспоминаний Вольфа Седых: «Это было 11 июля 1964 года… В тот период я был референтом международного отдела ЦК и курировал вопросы сотрудничества с Французской компартией, самой влиятельной тогда в Европе. Я близко знал и часто встречался с руководителями ФКП, в том числе и лично с ее генеральным секретарем Морисом Торезом. Он ежегодно приезжал к нам в страну, как тогда это называлось, «на отдых и лечение». Вместе со своей женой Жанеттой Вермерш, членом Политбюро ЦК ФКП, он каждый раз сначала приплывал на теплоходе в Одессу, а оттуда в сопровождении Марии Никандровны Павловой, заведующая западноевропейским сектором международного отдела нашего ЦК, приезжал на поезде в Москву.
Для начала. Потом, по завершении деловой части визита в СССР, он отправлялся, как правило, в Крым. Торез в свое время был большим любителем волейбола, но в последнее десятилетие жизни, после перенесенного инсульта, мог быть только судьей. Поэтому, отдыхая в Крыму, всегда по вечерам приходил на площадку посмотреть, как играет местная молодежь. То, что за судейским столиком со свистком сидел не кто-нибудь, а сам Морис Торез, руководитель ФКП, организатор французского движения Сопротивления во время войны, никого не смущало, и даже по-своему вдохновляло. Все это было, можно сказать, уже доброй традицией…
Так было и в этот раз, в июле шестьдесят четвертого. Числа восьмого Павлова уехала в Одессу, и на хозяйстве остался один я. Погода тем летом в Москве стояла прекрасная, и поэтому, когда начались выходные, мы вместе с моим старым другом Славой решили махнуть на Оку. Хорошо помню этот день – 11 июля, суббота. Мы вдоволь наплавались и лежали на солнцепеке. У нас с собой был портативный радиоприемник. Помню сцену: мой друг берет его в руки, включает, и вдруг – сообщение: «Сегодня на корабле «Литва» по пути в Советский Союза скончался руководитель Французской коммунистической партии Морис Торез»…
Слава, глядя на меня, спокойно так говорит: «Вот видишь, твой…» Я первые несколько секунд пытаюсь осознать услышанное. Но потом меня словно подбрасывает: «Так слушай, я же сейчас в этот момент должен быть в Москве. Принимать разные решения, а не здесь на Оке валяться».
Мигом собравшись, мы бросились в ближайший город – в Серпухов, а там – в райком партии. До Москвы – неблизко, требовалась машина. Но дело осложнялось тем, что это был выходной. С удостоверением сотрудника ЦК обращаюсь к дежурному. Объясняю – так и так. Он: «Морис Торез умер? Гм… И что теперь?» Объясняю: «Я инструктор ЦК по Франции, мне сейчас срочно надо быть в Центральном Комитете». Он: «Ну и что?» Я: «Машину дайте срочно. Потом все вопросы решим». Он – ни в какую…
Короче говоря, только часам к трем электричкой мы добрались до Павелецкого. И оттуда в том же виде, что и на Оке, то есть совсем налегке, я направился на Старую площадь, в третий подъезд.
Вхожу, и первый, кто мне встречается в коридоре, – заведующий международным отделом Пономарёв, секретарь ЦК КПСС! Крупная фигура. И он мне сходу:  «Мы вас целый день искали». Больше ни слова не сказал, прошел в свой кабинет и хлопнул дверью.
Я поднимаюсь в кабинет. Там сидит Юрий Жуков, журналист, специалист по Франции, Георгий Ратиани, парижский собкор «Правды», в те дни оказавшийся в Москве, и Юра Зуев, мой коллега, бывший до этого советником нашего посольства во Франции.
Жуков: «Вольф, вот посмотри, мы тут набросали текст некролога. А статью о Торезе уж ты напиши сам». Похлопали меня по плечу – дескать, держись, друг – и ушли…
Хорошо, что я досконально знал жизнь Тореза – уже к тому времени даже книгу о нем написал. Короче с легкостью за пару часов подготовил большую статью в том формате, который был заведен, когда умирал крупный деятель. Завизировал у Пономарёва и часам к семи вечера отправил в «Правду». На следующий день она вышла сразу же под портретом Тореза и некрологом в рамочке: «ЦК КПСС выражает соболезнования в связи с кончиной…».
На следующий день, 12 июля, Пономарёв вызвал меня и – как всегда сухо – говорит: «Товарищ Седых, подготовьте предложения по увековечению памяти Мориса Тореза. Среди прочего найдите какой-нибудь город, которому можно присвоить имя Тореза». Такая вот идея пришла ему…
С этого я и начал. Я помнил, что такого рода названий городов у нас буквально только два – Маркс и Энгельс. Но там именами классиков названы центры бывшей автономии советских немцев на территории Саратовской области. А по какой причине советскому городу давать имя гражданина Франции?.. Но тут же я вспоминаю биографию Тореза – он из рода шахтеров. Шахтерами были его и дед, и отец. И сам он в молодости уголек добывал…
Звоню в Киев, в ЦК Компартии Украины. Говорю: «Подыщите какой-нибудь город в Донбассе, которому можно сменить имя на Торез». Причем срочно, так как я готовлю проект решения ЦК КПСС. «Хорошо, товарищ Седых, решим вопрос», – отвечает мне какой-то украинский коммунист. Через день звонит и докладывает: вот, дескать, есть тут у нас город Чистяково. Носит это имя с конца XIX века в честь какого-то купчишки, когда-то владевшего здесь поместьем. В районе Донбасса. Все подходит… И я записываю это в проект решения ЦК.
Второе мое предложение было – переименовать часть Софийской набережной Москвы-реки в набережную Мориса Тореза. Почему? Тут ассоциация более сложная, чем с переименованием города. Дело в том, что в Париже Торез должен был быть похоронен на кладбище Пер-Лашез, у стены коммунаров, где, собственно, традиционно хоронят французских коммунистов. А тут в Москве набережная – как раз напротив Кремля, и, соответственно, недалеко от Кремлевской стены с могилами героев революции. Все логично.
И третье предложение – присвоить имя Мориса Тореза Московскому институту иностранных языков. Но в этом случае никаких особенных объяснений, понятное дело, не требовалось: Торез – коминтерновец, интернационалист… Здесь же, в институте, спустя какое-то время, был установлен бюст Тореза.
Все эти три предложения были приняты Пономарёвым, оформлены решением ЦК и вскоре претворены в жизнь.

На фото (справа налево): первый — референт международного отдела ЦК КПСС Вольф Седых, третья — заведующая западноевропейским сектором Международного отдела ЦК КПСС Софья Никандровна Павлова