Константин Симонов и Луи Арагон. Первая половина 60-х годов

Из мемуаров Вольфа Седых:
«Много лет каждой осенью «Юманите» проводила в парижском пригороде Курнев народные торжества, собиравшие десятки тысяч ее читателей и друзей. Собкор «Правды» старался не пропускать эти фестивали братской, как тогда говорили, газеты, где мне нередко доводилось сталкиваться с очень интересными людьми. Такая встреча ожидала меня и на этот раз. Фланируя в поисках сюжетов и героев будущих репортажей по ликующему газетному городку, я вдруг услышал на фоне звонкой французской трели родную, протяжную, да к тому же со знакомой легкой картавинкой речь: «Судьба все же милостива: наконец-то знакомого земляка встретил! Выручайте, дружище!» Вот те раз: «парень из нашего города», мой старый, очень хороший знакомый Константин Симонов за столиком затрапезного бистро и в полном одиночестве! В чем дело? Оказалось, некий сотрудник посольства, «прикомандированный» к именитому писателю, отпросился у него на несколько минут, чтобы утрясти кое-какие неотложные дела. Прошло десять минут, двадцать, а молодой дипломат все не появлялся, как сквозь землю провалился. (Позже я узнал, что молодца на полчаса задержал при себе более «высокий», чем заезжий писатель, московский начальник.)
«Я добрый, добрый, но могу и рассердиться! – в сердцах заключил эту историю явно раздосадованный Константин Михайлович. – Раз шибко занят, так бы прямо и сказал. Я тогда хотя бы не ждал его, не терял времени даром. А может, вы по давнему нашему знакомству составите мне компанию?» Я с радостью согласился. Побродив с часик по курневскому чудо-городку, мы совершили привал в экзотическом ресторанчике с провансальской кухней. «Признаться, я иногда испытываю чувство белой зависти к вам, моим собратьям-журналистам, которым довелось подолгу, по нескольку лет работать в таких странах, как Франция, – промолвил после аперитива Константин Михайлович. – Можно многое понаблюдать, сравнить (а нам необходимы честные сравнения), собрать материал для книги, быть может, повести, романа. В этом отношении особенно преуспел Илья Григорьевич Эренбург. Он, если не ошибаюсь, был вашим шефом по обществу дружбы с Францией?» Я согласно кивнул. «А вот мой старый друг Юрочка Жуков, насколько я знаю, также ваш близкий коллега, застрял на публицистике, добротной, даже мастерской, но все же публицистике, да на важных государственных делах. А ведь многое мог бы сказать и художественным словом, поступись он хоть на время политической, засасывающей человека текучкой. Я ему не раз об этом по-дружески, откровенно говорил». Я опять кивнул, отметив про себя и эту осведомленность об общих знакомых, и приятельское «Юрочка», сказанное, видимо, для того, чтобы помочь мне преодолеть некоторую официальность и настроиться на дружеский разговор. И такой разговор, кажется, получился благодаря на редкость тактичной, уважительной манере Константина Михайловича вести беседу, а может, и благодаря его умным, добрым, располагавшим к откровенности глазам. О чем говорили мы тогда? Конечно, о литературе и французских писателях. Об отечественных проблемах. Вспомнили даже о минувшей войне в связи с совместной работой Константина Симонова и Эльзы Триоле над сценарием фильма «Нормандия – Неман». «Ох и хлебнули мы с Эльзой лиха, работая над этим сценарием! Вы ведь хорошо знали ее. Вот уж воистину “девушка с характером”, – как бы вскользь упомянул Симонов название популярного в свое время фильма с участием в главной роли его первой жены Валентины Серовой. – Мне даже кажется, что настоящим мужчиной в доме Арагонов была именно Эльза, как некогда Мария-Антуанетта во дворце Людовика XVI. Так вот, даже Эльза Юрьевна зачастую падала духом, натыкаясь на трудности, связанные с работой над фильмом “Нормандия – Неман”». По словам писателя, дело было не только в поразительно схожем бюрократизме наших и французских продюсеров. Главная проблема, пожалуй, заключалась в другом. Еще здравствовали многие пилоты и техники прославленного авиаполка. Все они были достойными, заслуженными, уважаемыми людьми. Но, что вполне естественно, по-своему видели боевой путь и авиаполка, и свою личную роль в нем. При создании фильма следовало постоянно помнить об опасности кого-либо невзначай обидеть неправильной, по мнению того или иного свидетеля былых событий, оценкой вклада какого-либо ветерана в общее боевое дело. В конце концов фильм вышел на экран и пользовался успехом, хотя были и недовольные.
«Мне с этой проблемой приходится постоянно сталкиваться при работе над темой о минувшей войне, – заметил Симонов. – Нередко спрашивают, а кто послужил прототипом того или иного героя? И если это такой-то, то почему не написали о нем то-то и то-то? Я уж не говорю о спорах вокруг роли Сталина в войне и вообще в истории. Думаю, эти словесные баталии будут продолжаться еще многие десятилетия, если не столетия. Ведь спорят же до сих пор, вот уже почти два века, о Робеспьере. А эта фигура, скажем откровенно, не чета Сталину».